Александрия. Египет. 391 год н.э. Молодая Гипатия (Рейчел Вайс) начинает преподавать в знаменитой Александрийской школе философию, астрономию и математику. Её ученики – сыны высокопоставленной египетской знати.
Но мирное сосуществование последователей двух религий длится недолго. Префект Александрии Орест (в прошлом ученик Гипатии, публично признавшийся ей в любви и получивший отказ) старается сдерживать нарождающуюся агрессию, но даже он не в силах противостоять гневу христиан, требующих крещения язычницы Гипатии…
Картина вызвала треволнения католической общины, так как в ней весьма нелицеприятно обрисованы ранние христиане, в буквальном смысле растерзавшие Гипатию. Режиссер, впрочем, далек от антихристианского пафоса, он не приемлет фанатизм во всех его проявлениях. Роль Гипатии исполнила британская актриса Рэйчел Вайс («Мои черничные ночи»).
Утверждается, что когда Алехандро Аменабар писал сценарий, он хотел, чтобы в фильме снялся Саша Барон Коэн. Коэн, по слухам, испугался сложной темы и будущего скандала. Коэн. Испугался скандала. Очень характерная для тематики этого фильма история — Аменабар снял дико тревожное кино про мир, который разваливается. Твердая рука Римской империи позволяла уживаться тысячам культов и племен, строила акведуки и поддерживала знания — и всего этого больше не будет, потому что гопники в состоянии уничтожить все, к чему прикоснутся, потому что префектом великого города назначен безвольный конформист, который путает трусость с реалполитик, потому что атеизму, равноправию женщин, уму и красоте Рэйчел Вайс нет места в мире, который разваливается на глазах. Странно не то, что Гипатию забили камнями — странно, что они не сделали это четырьмя бунтами раньше.
В сущности, трагедию Александрии в фильме можно было бы вполне точно выразить строками Бродского: «После нас – не потоп, / где довольно весла, / но наважденье толп, / множественного числа». Однако то, что делает Гипатия, – не просто «борьба за идею» и даже не просто некий «аристократизм духа»: Аменабар, к счастью, чужд брезгливого набоковского высокомерия. Между идеальным кругообращением небесных тел и насекомой суетой агоры главная героиня находит в финале связующую их «середину»: планеты движутся по эллиптическим орбитам, то приближаясь к светилу, то удаляясь от него. Эллипс – форма не только для движения по небосводу, но и для человеческой судьбы. И слишком близко подойти к Солнцу означает вплотную приблизиться к смерти, что, собственно, и происходит в заранее известном конце.
Роль первой скрипки в своём рукотворном оркестре (где каждая партитура прописана вручную и сверена с дирижером) режиссёр отдаёт вопросам Веры, точнее – религиозной нетерпимости. И вот тут, успешно обживший территорию исторического фильма (декорации, костюмы и т.д.) Аменабар не тратит время на излишнюю детализацию конфликта, а анализирует ситуацию как таковую. Его не занимают причины, они очевидны. Его волнуют последствия.
Из всего сказанного ясно, что дело весьма темное и нуждающееся в более беспристрастном исследовании. Важнее, однако, иное: из-за личных перипетий в «Агоре» осталось нераскрытым другое дело – о духовно-интеллектуальном противостоянии Гипатии и Кирилла. Вопреки фильму, Кирилл Александрийский отнюдь не был исключительно «человеком действия». Начитанный, эрудированный полемист, знавший толк в Гомере, Платоне и Аристотеле, и выдающийся толкователь Писания, прежде всего – Евангелия от Иоанна, этот александрийский архиепископ входил в плеяду мыслителей, заложивших фундамент восточнохристианского богословия. В «Увещании о правой вере к Феодосию» он сумеет найти точную и проникновенную «формулу» сыновства человека Богу: «Один и Тот же есть и Единородный и Перворожденный.
Я не воцерковленный человек, для меня вера это слишком интимное (проще рассказать о своих грехах), но посмотрев это кино, лично я в очередной раз задумался вот над чем. Как же так получается, что ВЕРА, несущая как бы добро, да еще от имени Бога, приводит к таким вот чудовищным последствиям по отношению не то чтобы к личности, а к истреблению целых пластов населения...