Стартовало долгожданное продолжение фильма Никиты Михалкова. Политзаключенный Котов (Никита Михалков) чудом спасается от вражеского налета на ставшие уже родными зэковские пенаты. Вместе с новыми товарищами (Дмитрий Дюжев, Артур Смольянинов, Андрей Мерзликин, Евгений Стычкин) он отправляется на войну обычным рядовым в составе штрафбата. В это время Надя (Надежда Михалкова), не знающая, что репрессированный отец всё-таки жив, помогает солдатам на поле брани. В 1943-м Сталин (Максим Суханов) отдает приказ Арсентьеву (Олег Меньшиков) найти Котова. Приступив к выполнению задания, Арсентьев отправляется на передовую, ища следы своего старого друга-недруга…
Сама идея съемок продолжения самодостаточной ленты, в конце которой виделись не многоточия, а лишь жирные точки, выглядела сомнительной и чреватой неблагоприятными последствиями. Впрочем, у руля проекта стоял Никита Михалков, что изначально давало сму замыслу индульгенцию: кому как ни автору оскароносной картины иметь ответы на все классические в таких случаях вопросы. К тому же, дилогия из «Предстояния» и «Цитадели» изначально задумывалась как полномасштабное (во всех смыслах слова) высказывание на тему Великой Отечественной войны, что существенно контрастирует с настроением и киноконтекстом оригинала 1994 года. И если первый фильм рисовал и показывал человеческую драму (любовный треугольник, отношения с властью и т.п.), то второй рискнул отобразить драму народную. Задача сложная, труднореализуемая, но очень интересная, творческая. Никто не сомневался, в условиях современных кинореалий взяться за такое мог только один единственный человек. Никита Сергеевич взялся и… превратился в заложника собственной идеи. Когда ориентируешься лишь на далекий маяк сверхзадачи, немудрено сесть на мель многочисленных деталей и самоповторов.
Воскрешение убитых в первой серии героев, как ни странно, вызывает меньше всего вопросов: в Армагеддоне мертвым положено вставать из могил. Тем более понятно: Котов и Митя ценны для Михалкова в первую очередь как ходячие иллюстрации давней программной мысли — что в безбожное время злу служат все, только правильные мужики делают это честно, беззлобно и с огоньком, а чувствительные умники — с патологическим сатанистским мазохизмом. За 16 лет, прошедшие между двумя фильмами, расклад несколько задубел и утратил тонкость красок: Меньшиков теперь — совсем упырь, пусть мечтающий тайком об искуплении, Михалков — совсем герой, легко итожащий окружающий его хаос емким комдивовским «б…дь» из-под выстоявших даже в лагерной антисанитарии усов.
Но если для Тарантино война была фоном, на котором действовали как всегда обожаемые им герои, то главное удивление от "Предстояния" — чувство, что Митя, Надя, Маруся и даже лично сам комдив Михалкову просто мешают, небольшие эпизоды Маковецкого, Золотухина, Андрея Панина и Евгения Миронова волнуют его больше. Хмуро инфернальничает, наигрывая на пианино, Меньшиков, хлопочет лицом Толстоганова, распахивает глаза Надя, комдив Котов помахивает диковиной железной рукой — но некогда, некогда, пора мост взрывать и поднимать авиацию
Удивительно (и в этой констатации нет ни капли иронии или сарказма), но, пожалуй, впервые Михалкову по-настоящему отказывает вкус и прочие эстетические рецепторы, задача которых сводится к сомнению, переосмыслению и анализу уже отснятого и сделанного. Пойдя по тернистому, но богатому на творческие удачи (спросите хотя бы у Иньярриту) пути нелинейного, мозаичного повествования, Михалков очень быстро сбивается с бойкого кавалерийского шага, оступаясь в мелочах, но мелочах очень важных. 15-20-минутные эпизоды (с бесконечной чередой отечественных звезд, от которых устаешь намного больше, чем от незнакомых, но фактурных лиц) отчаянно сопротивляются дирижерской палочке режиссера, отказываясь петь в унисон в пользу совсем неблагозвучной какофонии смыслов. Безжалостным пунктиром Никита Сергеевич гнёт своё: война – трагедия для всех и для каждого. Нелепо спорить! Проблема лишь в том, что трехчасовая мозаика постоянных метаний Котова, Арсентьева и Нади не приближает к этой мысли, а скорее отдаляет. В «Предстоянии» некому сопереживать, верить и любить. Разыгранные мини-спектакли (лучший – с участием Евгения Миронова) способны зацепить, но лишь на короткое время, ибо их слишком много, а внутренняя логика и сюжетный стержень, похоже, так и остались в сознании режиссера и сценаристов.
«Утомленные-2», возможно, окажутся небесполезны зрителям, до них не знавшим, что Сталин был человек неприятный, войну выиграл не Том Хэнкс, грузины — наши братья, а Бог есть. Но для тех, кто и так в курсе, — это в меру увлекательные два с половиной часа, оставляющие до странного равнодушное чувство (исключение — стоящий особняком мощно сделанный эпизод про штрафбат, который накануне гибели зачем-то усиливают ротой чистеньких, ничего не соображающих кремлевских курсантов). Не потому, что Михалкову нечего сказать. Скорее потому, что его самобытный розановский дискурс про духовный авторитаризм и особый русский путь плохо иллюстрируется конкретным историческим материалом.
Будем справедливы — масштаба хватало, и бесы Никите Михалкову отвечали. В "Предстоянии" зло, которое он пытается допрашивать, так велико, что разговора не получилось. Никита Михалков предстоит в стороне и смотрит, как то, что он пытался допросить, прокручивает его фильм через мясорубку кинопроектора куда-то в темноту зала.