Украинофилия – она же русофобия?

«Вони з’їли наше сало»

Взять хотя бы разгоревшуюся в ходе выборов «маячную войну». Казалось бы, в чем проблема – маяк стоит, исправно работает, по документам числится украинской собственностью, и никто его разбирать на кирпичи и вывозить в Россию не собирается. Однако и члены т.н. «Студенческого братства», которые, видимо, давно сдали сессию экстерном, и украинское МИД упираются доводами в «букву закона». А по сути, идут на принцип.

Но почему в качестве врага выбрана именно Россия, а не, скажем, Румыния, с которой можно было бы обменяться выпадами из-за гирла Дуная? Видимо, потому, что идеологический фундамент украинского национализма основан именно на адресной неприязни к России и всему русскому. Как заметил по этому поводу философ Николай Ульянов, «быть украинцем – значит быть антирусским».

За столетие с лишком этот принцип настолько прочно укоренился в сознании украинских национал-патриотов, что почти любой их разговор о патриотизме непременно сводится к подчеркнуто негативным высказываниям о России. Однако эта система работает и в обратном направлении – каждая антироссийская тема вызывает у них прилив неистового патриотизма. Достаточно преподнести им выдержанную в необходимом ракурсе информацию о том, что Москва покусилась на украинскую песчаную отмель, маяк или буек.

При этом нужно заметить, что русофобия украинских национал-патриотов, имеющая западноукраинские корни, и ситуативная ксенофобия восточноукраинского «гультяйства» – две совершенно разные вещи. Последняя воспринимает несколько негативно всех «чужаков», будь то кавказцы, москвичи или американцы, причем только тогда, когда те «борзеют». А русофобия «пещерных» украинских националистов, пожалуй, является единственным проявлением их ксенофобии (ну разве что некоторые еще испытывают легкую неприязнь к полякам) и реакцией на сам факт существования противоположной стороны. То есть «москаль» даже не обсуждается, он плохой по определению только потому, что он «москаль».

Вам, конечно, могут назвать кучу убедительных причин, сказав, что большевики «морили, катувалы, гнобылы». Но дело в том, что русофобия украинского национализма (реакция) возникла за несколько десятилетий до того, как Ленин стал вождем революции (формальной причины). Более того, ее родина была Галиция, в то время – провинция Австрийской империи. То есть сказать, что она возникла при непосредственном контакте с русскими, нельзя. Контакт состоялся намного позже, в 1914 году, когда в бой с русской армией вступили уже идейно подкованные (главным образом русофобией) подразделения «січових стрільців».

Только после 1917 года, как составная часть украинского национализма галицкого толка, эта русофобия начала широко распространяться на восток от Збруча. И сегодня это учение имеет отдельных адептов даже в городах Востока Украины. Однако в связи с тем, что специфика этой идеологии имеет сильный региональный оттенок (западноукраинский), она там крайне непопулярна. Действительно, нужно очень не уважать себя, чтобы согласиться с тем, что, только равняясь на галицкий «Пьемонт», можно стать «настоящим украинцем». Более того, эти постулаты вызывают у некоторых местных жителей (среди которых половина – украинцы) ксенофобию уже в отношении самих галичан.

Собственно, если западноукраинский национализм выражается лозунгом «геть москалів», то восточноукраинский (если можно назвать национализмом настроение в многонациональном обществе) – «йдіть усі під три чорти». Поэтому если «маячней» и «газаватом» на волне русофобии можно консолидировать вокруг себя национал-патриотического избирателя Западных регионов, то избиратели Восточных, конечно, могут рассердиться на Москву – но при этом они отнюдь не воспылают любовью к «оранжевым».

Ставка на «пещерный» украинский национализм вообще принесла бы «Нашей Украине» мизерные дивиденды, если бы русофобия существовала только в его рамках. Однако есть и другие ее разновидности, объединенные общим противником, но имеющие разные особенности, разных сторонников и возникшие в разное время.

Натиск на Восток

Два древнейших очага русофобии возникли еще в то время, когда не существовало никакой России, а Москва была деревней боярина Кучки. И ни о каких русских в той идеологии и речи не было.

Первый находился в лесистой тогда еще Германии, порождающей последние волны завоевателей Европы. Германские племена уже покорили Британские острова, Галлию, приальпийские склоны, уже разодрали восточную часть империи Карла Великого на княжества и тут обратили внимание на земли, заселенные славянами. Сначала это были полабские славяне (бодричи, лютичи, лужичане), покорение которых заняло несколько веков. Постепенно продвигаясь на восток вдоль Балтики, немцы вышли к границам Руси.

Германская экспансия имела свою особенность. В связи с тем, что многочисленное германское воинское сословие нуждалось в основном капитале, которым для них являлась феодальная вотчина, интерес для них представляли земля и работники. И то и другое они получали, захватывая земли соседних народов, истребляя самых непокорных, а остальных обращая в смиренных слуг. Собственно, по такому же принципу образовалась феодальная система почти по всей Европе, но у германцев этот процесс продолжался вплоть до 13-14 века.

Отношение к соседям как к потенциальным крепостным, в лучшем случае – вспомогательным второсортным союзникам, создало в среде немецкого рыцарства зачатки идеологии о собственном превосходстве как расы господ, а о разных там прибалтах и славянах – как о расе слуг. Подчеркнем – все это имело экономические корни.

После Ледового Побоища и Грюнвальдской битвы немецкая экспансия на Восток заглохла на 500 лет. Однако идеология не умерла, поскольку, с одной стороны, многие немцы все это время мечтали обзавестись собственным поместьем с румяными крепостными девками-славянками, а с другой, им это ведь так приятно – осознавать себя как «расу господ».

С течением времени весь этот коктейль трансформировался в убеждение, что славяне, а в особенности русские, вообще «недочеловеки» – без культуры, без науки, не знающие общественного порядка и личной гигиены. И только якобы под руководством немецкого светоча разума из них можно сделать людей. И то, если будут себя хорошо вести. Таким образом, возникла немецкая разновидность презрительной славянофобии и непосредственно русофобии.

Как известно, последняя попытка немцев взять над славянами «шефство» силой закончилась в 1945 году наглядной демонстрацией разницы в их намерениях и возможностях. Однако идеология пангерманизма, переросшая затем в общее панъевропейство по отношению к восточным соседям, сохранилась. Вот откуда растут корни убежденности европейцев в том, что жители Восточной Европы по сравнению с ними дикие и отсталые. Это прослеживается даже в трудах Карла Маркса!

Вместе с немецкими специалистами в 17-19 веках эта идеология пришла непосредственно в Россию (и Малороссию), где закрепилась среди так называемых западофилов. В основном это было вырождающееся дворянство и интеллигенция, считающие, что одним лишь приобщением к немецкой (или французской, итальянской и вообще европейской) культуре они стали на голову выше своих соотечественников. В 20 веке это стало основной догмой большинства отечественных западофилов. В Прибалтике же такие настроения царят и среди местных националистов.

(Окончание следует)

Автор - Виктор Дяченко